Сильва гордо отвернулась, демонстративно показывая, как невыносимо противно ей находится так близко к супругу, чувствовать его навязчивый хлопковый запах с примесью аптечных ароматов. От непринятия тонкого возбудителя, верного врага обоняния, ее шея напряглась, вытягивая натянутую струну сухожилий под кожей от уха к неестественно вывернутой ключице, особенно костлявой в таком повороте. Вздымающаяся от тяжелого раздраженного дыхания грудь замерла на вдохе, в мимолетном напряжении натянутых поверхностей, лопающихся от любого не нарочного касания. Опущенные в холодный ледяной пол черные глаза переполненные предупреждения и врожденной воинственности. Противоречие - не порок, если их в тебе не миллион. Метко брошенное "супруга" врезалось в гримасу Сильваны абсурдом, добавляя в привычное стабильное отвращение еще большей интриги. Они друг друга стоили: консильери в подаренном мужем платье и он, без кольца, но так отчаянно утверждающий обратное. Это наверняка смотрелось смешно. Если бы Крейну хватило настроения не тащить итальянку в рентгенологию, публичный скандал получился бы куда ярче, но менее откровенней. Тогда бы не хотелось смеяться и плакать одновременно от мыльности и бульварности ситуации. Сильва опустила плечи, слишком резко вернувшись на круги своя от поставленного вопроса.
- Ты еще спрашиваешь? - Тихое шипение прямо в глотку мужчине, на уровне которой находились ее гордость и честолюбие; Сильва шагнула вперед. Еще немного и она скорее будет нежно прижиматься к стальной груди Крейна, чем убедительно смотреть на него снизу вверх противоречивым взглядом амазонки, скованной по рукам и ногам. Возмущение подкатило безмолвной бурей остановившись на тонкой границе между ними, постепенно нагнетая статику помещения. Его бахвальство, по-другому назвать заданный вопрос язык не поворачивался, его самовлюбленная уверенность не сыграет ему на руку. Сильва уже десять минут назад готова была броситься на него в слезах, утирая нос о его плечи, молить прощения за спину и пытаться все наладить. Ведь это именно она должна стремиться сохранить разваливающийся на мелкие кусочки брак. Обвиняя Кристофера в чем-то, чего и сама уже не помнит, Корсо не редко задумывалась о том, сколько сама виновна в их несчастье. Сколько раз отказывала ему завести детей, как часто предпочитала Омерту супружеским обязанностям, как ветренно и вольно вела себя в кругу мужчин и как без устали только то и делала, что обвиняла, обвиняла, обвиняла. Вздрогнув от таких родных, кожей необходимых рук в конце-концов она сдавленно расплакалась. Дикие слезы покатились по лицу, по прижимающейся к его руке щеке, оставив соленый привкус на губах. Дешевая драма, развернутая в темной рентгенологии Крисом, где не нужно быть лучше, быстрее и ловчее Эрнандеза, где все, что осталось у итальянки, это ее ножницы, которые она будет бережно хранить в верхнем ящике своего стола, все слишком неудачно складывалось, чтобы быть презрительной к своей любви, отказаться от всех аргументов грязно брошенных ей в лицо скорее как упрек, нежели спасательный круг. В этом был весь он - Сильве попросту не хватало навыков и ума, чтобы ему сопротивляться.
- Единственное, что нас связывает. Последней встречи. Сколько еще уточнений мне нужно сделать, чтобы до тебя дошло? Куда вогнать ножницы, чтоб ты наконец понял, что я люблю тебя и ненавижу? Мне невыносимо жить с тобой. Ты приковал меня к себе и держишь, и душишь. Я загнана, без права на побег. Это по твоему "счастливы в браке"? Посмотри на меня. - Выплевывая в окровавленную спину напротив всю горечь последних двадцати минут, итальянка поддалась слабости озвучить хотя бы сотую часть из наболевшего. Ей было унизительно указывать на то, что он сам должен был видеть. Ее идеальный, неповторимый, единственный. Мимолетные слезы просохли, а досада, вырвавшаяся наружу неуловимой птицей, упорхнула, снова уступая место злобе. Зачем он говорил про руку? Какое значение имеет царапина на ладони по сравнению с теми тисками, в которые зажаты ее сердце и рассудок? Эгоист. Сильва не обратила внимания на предложение перевязать руку, расценив такой жест обратно благородству. Сильва подошла вплотную, теперь не шатаясь от близости, готовая нажать свежие раны в любой момент.
- Что мне нужно сделать, чтобы ты перестал думать о себе? Опустился из Святой Операционной на Землю, посмотрел на все ясными глазами? Это не жизнь, это ад. Мы в пекле, Крейн.
Корсо верила в то, что говорила. Бросалась на амбразуру за каждое произнесенное слово, потому что именно так себя и ощущала. Ее слепая любовь с каждым днем все интенсивней замещалась социальным расчетом, негативным взглядом на супружескую жизнь, несносностью бытия. Она всего лишь пыталась избавиться от накатывающего чувства ненависти к Кристоферу, распрощаться с ним пока еще не поздно. Но было поздно. Этот человек заставил ее расплакаться в собственном присутствии, что есть колоссальное унижение для нее, как гордой сицилийки. Витающее в рентгенологии желание избавиться от всего, что было связано с этим человеком, вычеркнуть его из жизни и сделать вид, что его не существует, взяло верх.
- Мне ничего от тебя не нужно. Ни сегодня, ни завтра, ни вчера. -Дрожащими от эмоций руками, Сильва расстегнула платье на боку, несколько раз соскользнув пальцами с замка от судорожных и захлебывающихся движений. Легкая ткань скользнула по плечам, стоило немного поерзать бедрами, чтобы оно и вовсе спустилось на пол. Выпрыгнув из блестящего подарка супруга, Сильва смяла и бросила одежду в ноги Кристоферу, ни капли не стесняясь откровенности свойств нижнего белья. - Забирай свою лжезаботу, любовь, раздутое эго, плескайся теперь в работе и самодовольстве, с меня хватит. В моей жизни от тебя не останется ничего, Кристофер.
Сильва была полна решительности забрать свои туфли, тщательно отобранные на исторической родине в прошлую псевдоотпускную вылазку и вернуться в машину, уехать к Родесу, выбросить телефон. Сделать то самое "что-нибудь", которое она так ждала от своего мужа.